К вопросу структурной многополярности

25.07.2025

Если обратиться к состоянию современной международной системы, без сомнения, можно констатировать, что она находится в стадии перехода, где процессы трансформации охватывают экономику, политику, геополитику, правовые нормы и даже религии. При этом о переходном периоде также говорили в 90-х годах, когда распалась биполярная система. В чем же коренные отличия нынешнего перехода от предыдущего и куда стремится система?

Страны Запада сейчас говорят о необходимости сохранения некоего «порядка, основанного на правилах», начало которого относят к концу Второй мировой войны и зарождению Бреттон-вудской модели международной экономики. Такая позиция ясно показывает, что предыдущий переходный период не касался этого западноцентричного порядка, а был направлен на изменения режимов тех стран, которые были оппонентами или критиками капиталистической модели в экономике и либерализма в политике. Тогда Запад с воодушевлением говорил о переходе от авторитаризма к демократии и предлагал, а точнее, навязывал свое видение государственного устройства и международных отношений. В то же время Запад, особенно США, активно поддерживали автократии на Ближнем Востоке и других регионах, если они следовали в русле политики Вашингтонского консенсуса. Эти двойные стандарты сохранились до настоящего времени, что стало очевидным в поддержке Запада политики прямого геноцида со стороны Израиля против палестинцев и параллельной критике действиям России, которая с 2014 г. выступала за защиту прав гражданского населения на Украине, в том числе за право говорить на родном русском языке.

Сейчас коллективный Запад заявляет об угрозе ревизионизма со стороны стран, которые не разделяют взгляды коллективного Запада на международные отношения, а если точнее, подвергают критике практику неоколониализма и культурной гегемонии, которая используется в качестве инструмента внешней политики со стороны США и их сателлитов.

При этом даже в США официальные лица стали говорить о переходе к многополярности и выстраивают свою новую внешнюю политику в соответствии с этой парадигмой.

Тема многополярности не является феноменом последних лет, хотя, безусловно, специальная военная операция послужила неким катализатором этого процесса. При этом существуют различные теории многополярности, некоторые из которых делают акцент на специфические критерии, а другие ограничиваются абстрактными утверждениями. Необходимо кратко рассмотреть их для детального понимания этих дебатов, что внесет ясность в нынешнюю картину кризиса международной системы.

Самую короткую характеристику полюсов в международной политической системе дал американский политолог Ричард Роузенкранц в 1963 году: «Многополярная, биполярная и однополярная международные системы можно выделить следующим образом: многополярность – это система с многочисленными блоками или акторами; биполярность – это система с двумя блоками или акторами; однополярность требует наличия одного управляющего или доминирующего блока».

Карл Дойч и Дэвид Сингер рассматривали многополярность как средство стимулирования основных игроков к большему сотрудничеству. Эти авторы утверждали, что переход от биполярной к многополярной системе должен привести к снижению частоты и интенсивности конфликтов, а сама по себе многополярная система характеризуется гораздо большей устойчивостью, чем биполярная.

Также существует теория ядерной многополярности, где полюсами являются державы, обладающие ядерным оружием. При этом в этой теории есть различные оценки. Кеннет Уолтц исходил из того, что государства являются рациональными акторами, склонными к минимизации рисков. Ядерные державы, имея дело друг с другом, будут вести себя крайне осторожно, поскольку понимают, что цена конфликта может быть слишком велика. По его мнению, государства с небольшим ядерным потенциалом могут успешно применять стратегию сдерживания в отношении гораздо более мощных ядерных держав. Однако Стивен Симбала отмечал, что «в отличие от времен холодной войны многополярный мир соперничающих региональных ядерных держав может создать неуправляемый стресс-тест для проверки гипотез, построенных на реализме или рациональном сдерживании».

Фрэнк Вайман в середине 80-х годов ввел концепцию кластерной многополярности. Он отмечал, что «система власти является многополярной, когда возможности распределяются более равномерно, чем при биполярном состоянии, и когда враждебность по-прежнему остается высокой… Система является кластерно многополярной, когда государства распространяются по всему пространству более равномерно, с большими возможностями для посредников и многими сквозными лояльностями, умеряющими враждебность… Биполярная власть и многополярная власть являются взаимно исключающими категориями...».

Джон Миршаймер предложил две модели многополярности. В своей книге «Трагедии великих держав» он писал: «Конфигурацию власти, которая производит больше всего страха и является многополярной системой, которая включает потенциального гегемона, я называю “несбалансированной многополярностью”». А многополярная система без потенциального гегемона, следовательно, является «сбалансированной многополярностью» и направлена на сохранение асимметрий власти среди своих членов. Поэтому сбалансированная многополярность производит меньше страха, чем несбалансированная многополярность, однако – больше страха, чем биполярность.

Фактически все представленные теоретики относятся к школе реализма или неореализма в международных отношениях.

В контексте нынешней международной обстановки и происходящих изменений с этой позиции можно сделать вывод, что при отсутствии явной мировой гегемонии США ситуация может значительно улучшиться, поскольку будет больше полюсов силы. Если исчезновение гегемонии Вашингтона автоматически сделает Европейский Союз более независимым и суверенным, то, наряду с Россией и Китаем можно будет говорить о четырех полюсах. С Индией их будет пять. Как будет происходить интеграция в Африке и Латинской Америке, которые могут потенциально стать полюсами силы в будущем, пока сказать сложно.

Однако насколько это соответствует действительности? Какие есть видимые критерии перехода к многополярности? Например, если все страны Африки будут более интенсивно работать над интеграцией региона, означает ли это что будет создан полюс? Есть Африканский союз, но какова его роль в мировой политике? Равнозначен ли он другим надгосударственным объединениям? Можно ли считать ASEAN отдельным полюсом, исходя из демографии стран и участия в мировой экономике государств этого объединения?

В целом, за созданием геополитического мирового полюса, будь он один или более, стоит великая держава, которая берет на себя ответственность за формирование определенной структуры, то есть уникальной системы власти, включающей политические, идеологические (мировоззренческие), экономические и военные (безопасность) элементы, которые являются взаимосвязанными через различные соглашения и форматы взаимодействия. При биполярном мировом порядке они были очевидны. Это СССР как великая держава и социалистический лагерь, где был Совет Экономической Взаимопомощи в экономике, Организация Варшавского договора в сфере обороны и безопасности, а также общая идеология марксизма и классовой борьбы. С другой стороны были США и капиталистические государства. Американский доллар использовался в качестве мировой резервной валюты, выходя за рамки формальной зоны политического контроля Вашингтона. НАТО был основным военным блоком, хотя у США были и другие соглашения с азиатскими, африканскими и латиноамериканскими государствами, которые формализовали военное присутствие США по всему миру.

Следовательно, реально действующий полюс в международных отношениях — это не только ядерная или великая держава. Например, у Пакистана есть ядерное оружие, но это государство не является великой державой и не может быть полюсом по многочисленным критериям и показателям.

Реально действующий полюс в мировой геополитике — это региональная или трансрегиональная структура, где великая держава может выступать в качестве основного двигателя процессов и мозгового центра.

Не случайно вопрос об однополярности стал подниматься еще до распада Советского Союза, поскольку с момента падения Берлинской стены в 1989 г. и смене режимов в странах Восточной Европы были очевидны процессы дезинтеграции Организации Варшавского договора, которая являлась ключевым элементом безопасности в Евразии. Именно поэтому Чарльз Краутхаммер назвал свою статью «Однополярный момент», которая была подготовлена на основе лекции, прочитанной в Вашингтоне в сентябре 1990 года. Краутхаммер допускал появление многополярности, но с учетом операции «Буря в пустыне» в Ираке указывал на действительную мощь США и предостерегал от внутренних передряг, чтобы сохранить это положение единственного полюса силы в мире в будущем.

Кстати, подобный вопрос поднимал и Фидель Кастро, - впервые он публично высказал эту мысль в декабре 1989 г., отметив, что если продолжится развитие некоторых очень негативных тенденций, мир перейдет от биполярности к однополярности под владычеством США. Берлинская стена была сломана за месяц до его предостережения. И Фидель предвидел возможный дальнейший сценарий, который и был реализован впоследствии.

Организация Варшавского договора прекратила военное взаимодействие в феврале 1991 г, а первого июля этого же года была официально упразднена. Совет экономической взаимопомощи прекратил свое действие 28 июня 1991 г.

А Советский Союз перестал существовать в декабре 1991 г. Необходимо обратить внимание — вначале произошла дезинтеграция не главного действующего актора второго полюса, а его структурных элементов в виде органа, отвечающего за безопасность, и другого, связанного с экономикой.

И ничего подобного до сих пор не было создано взамен. Конечно, Россия стала значительно сильнее, чем была сразу же после распада СССР. По инициативе Москвы были созданы Организация договора коллективной безопасности и Евразийский экономический союз, но их эффект довольно незначительный по сравнению с тем, что было во времена СССР.

В то же время долларовая гегемония сохраняется и большинство банковских транзакций в мире осуществляется именно в этой валюте, хотя и существует практика расчетов в национальных валютах, а доля китайского юаня постепенно растет.

Блок НАТО стал значительно больше, причем за счет бывших членов Организации Варшавского договора. При этом декларируемые цели выходят далеко за пределы северной Атлантики, была совершена военная интервенция в Африке (Ливия) и альянс имеет соглашения со странами Ближнего Востока и Азии.

Поэтому, хотя и говорят о появлении многополярности, но фактически если рассматривать ее с позиции структур, а не великих держав или надгосударственных объединений типа ЕС, то все еще существует один мощный полюс, который был заложен США. И, несмотря на текущие разногласия между США и ЕС, эта модель сохраняется. Более того, этот полюс стал больше и влиятельней за счет расширения его структурных элементов.

Китай, несмотря на огромные экономические и политические успехи, не может противопоставить Западу что-либо подобное. Инициатива «Пояс и путь» - это не новый вариант Совета экономической взаимопомощи, а реализация части внешней политики Китая. Она китаецентрична по своей сути. Шанхайская организация сотрудничества также была задумана Пекином для реализации собственных интересов, а наличие в ее составе постоянно конфликтующих стран — Индии и Пакистана, говорит о том, что там нет реального единства целей.

Поэтому с позиции структурной многополярности можно лишь сказать об определенном возрождении биполярности, где ключевым актором является Россия, но этот полюс функционирует в другом формате и катализатором для него послужила Специальная военная операция на Украине.

Новые соглашения Москвы с Минском, Пхеньяном и Тегераном позволили выстроить особый уровень отношений России с этими государствами партнерами. Размещение ядерного оружия в Белоруссии, участие войск КНДР в войне на Украине и поставки необходимой техники из Ирана демонстрируют новую зарождающуюся модель безопасности в Евразии. При этом ОДКБ и ЕАЭС функционируют параллельно этому процессу.

Следовательно, если говорить о структурной многополярности, то она фактически отсутствует. Но для завершения однополярной гегемонии она будет необходима. Поэтому не нужно поддаваться иллюзии, слушая высказывания политиков западных стран о наступлении многополярности — одним из них стал новый вице-президент США Дж. Ди Вэнс. Да, США сейчас испытывают ряд проблем, но их финансовые агенты в лице Всемирного банка и Международного валютного фонда продолжают активно работать и отстаивать долларовую гегемонию. НАТО увеличивает расходы на обороны, а недавно в состав альянса были приняты новые члены — Швеция и Финляндия. Параллельно этому выстраиваются различные формы партнерства за пределами Северной Атлантики, например, с Республикой Азербайджан, что говорит о глобальных интересах НАТО. Более того, жертва бомбардировок НАТО — Сербия, также имеет ряд соглашений с этой организацией, что недвусмысленно указывает на усиление геополитического контроля НАТО в Европе.

Тем не менее, опыт России может быть применен и в других регионах, создав таким образом более ощутимую многополярность. Хочется верить, что сотрудничество Москвы в регионе Африки и Латинской Америки придаст соответствующий импульс этому направлению. Кстати, не случайно Уго Чавес предлагал сделать оборонный альянс для стран Латинской Америки, а позже эту идею предложила Бразилия в виде Совета обороны Латиноамериканских государств. Но этот проект так и не был реализован, поскольку США прекрасно понимали угрозу своим интересам, если в Южной Атлантике будет создан независимый геополитический полюс. Будем надеяться, что после разрешения споров и противоречий между рядом стран региона, эта идея, все таки, будет реализована в формате, необходимом для создания полноценной структуры полюса, что будет достойным вкладом в реальную формирующуюся многополярность.