«Новый шелковый путь» и евразийская интеграция

1. Проблемы глобального развития и потребность в новых интеграционных проектах

Сегодня в большом числе работ, посвященных проблемам глобализации, их авторы отмечают происходящее на глазах освобождение социальных отношений от их локально-территориальных оснований. Обосновывая этот тезис, исследователи, в частности, указывают на замещение «пространства мест» так называемым «пространством потоков»^[1]. Другие, в свою очередь, говорят о преодолении в современных условиях феноменов территориальности и географии^[2]. Среди других последствий глобализации авторы называют то, что границы стали проницаемы, а сформировавшиеся в рамках национальных государств политические и культурные идентичности постепенно «детерриториализируются»^[3].

        Современный анализ глобализационных процессов, таким образом, отрицает различные формы неподвижной территориальной организации, и отмечает ускоряющуюся циркуляцию людей, товаров, капиталов, денег, идентичностей и образов в рамках глобального пространства. Современная стадия глобализации, таким образом, предполагает глубокую трансформацию существующих форм территориальной организации на различных суб-глобальных уровнях. Некоторые из исследователей говорят в этой связи о протекающих сегодня процессах ре-территориализации, реструктуриования и изменения масштаба различных форм территориальной организации, вследствие чего не только отдельные государства, но и крупные мегаполисы («мировые города») становятся ключевыми акторами глобализационных процессов^[4]. Как результат, в таких регионах, как, например, современная Европа, на место традиционных форм регулирования и управления (governance) приходит политика, неразрывно связанная с особенностями тех или иных уровней пространственно-территориальной организации (politics of scale)^[5].

Происходящие изменения настоятельно требуют  обновленной концепции демократии^[6]. Эта потребность связана в первую очередь с изменением традиционных ролей государства, что в корне изменяет само содержание актуального политического порядка, а также с изменением территориальной и организационной основы государств. Для того, чтобы понять содержание и характер процессов разгосударствления, регионализации и формирования так называемых «больших регионов» в современном мире, имеет смысл кратко описать становление так называемой «сетевой» модели управления в странах Европейского Союза. На примере данного описания, будет возможно затем провести ряд аналогий и с задачами, которые возникают у России и других государств постсоветского пространства, а также у государств, вовлекаемых Китаем в его геостратегическую инициативу «Нового великого шелкового пути».

Что касается Европы, то, оставаясь ключевым инструментом организации актуального политического порядка^[7], государства отчасти утрачивают прежнюю политическую монополию в качестве особого «места», конституционно установленной территории, в рамках которой осуществляются функции политического выбора, представительства интересов и легитимации, формируется культурная идентичность и ключевые политические институты. Государству приходится выстраивать многообразные функциональные сети (политические, экономические, культурно-информационные и др.) с целью осуществления эффективного влияния на «пространство потоков».

Таким образом, трансрегиональные сети, выстраиваемые в рамках европейских «Больших регионов», постепенно переходят от системы межправительственных контактов к связям по типу «политической общности», интегрируя в себя многообразные профессиональные, производственные и целевые сети. За счет своего «универсализма» и гибкости формирующиеся коммунитарные сети преодолевают недостатки отдельных видов сетей, задавая качественно иную логику евроинтеграции, являющуюся альтернативой простому расширению полномочий формирующихся общеевропейских институтов (bottom-up вместо top-down).  

На перечисленные перемены соответствующим образом реагируют ведущие мировые «игроки», к числу которых, безусловно, относятся Китайская народная республика, реализующая сегодня масштабный проект «Нового Шелкового пути», и Российская Федерация, которая вместе с партнерами про ЕАЭС продвигает проект евразийской интеграции. Рассмотрим подробнее содержание, характер и направленность этих проектов, попутно рассмотрев вопрос о возможности их  конвергенции.

      2. «Новый шелковый путь» - перспективный китайский проект

Масштабные амбиции и перспективное видение очевидно присутствуют в его современной политике. Прошло несколько лет с тех пор, когда во время своего визита в Казахстан в сентябре 2013 года председатель КНР Си Цзиньпин выдвинул стратегическую концепцию «Экономического пояса Шелкового пути». На встрече экономических лидеров (АРЕС) в октябре 2013 г. он подчеркнул китайскую заинтересованность в «Морском шелковом пути ХХI столетия». Что позволило затем многочисленным китайским экспертам заявить об объединяющем обе концепции стратегическом проекте «One belt, one road» (OBOR).

Во внешнеполитической сфере Китай следует провозглашенной линии «Диалог и сила», а также «Завоевание всемирно-исторического признания». Частью «Китайской мечты» в версии председателя Си Цзиньпина являются «мирное развитие» и «гармоничное общество». Для осуществления планов «новой открытости» Китай в рамках его политики соседства особое значение имеют проекты «Экономического пояса Шелкового пути» (Silk Road Economic Belt) и «Морского шелкового пути» (Maritime Silk Road). Проект «Новый Шелковый путь» «Belt and Road» – Initiative представляет собой перспективное видение, содержащее в себе перспективную модель порядка в рамах международной системы, которая опирается на существующие нормы, правила и структуры. Оба «Шелковых пути» предполагают создание в евразийском регионе мощной транспортной сети, включающей в себя железные дороги, автотрассы, воздушные и морские пути, нефте- и газопроводы, линии электропередач и коммуникационные узлы. Вдоль транспортных дорог будет создана инфраструктура, необходимая для обслуживания этих сетей и индустриальных кластеров. Промышленные производства, строительная индустрия, металлургия, энергетика, финансы, коммуникация, логистика и туризм, сосредоточенные в участвующих в проекте регионах будут, таким образом, формировать интегрированный экономический коридор.

         Эта транспортная сеть будет связывать Тихоокеанский регион, один из моторов мировой экономики, с ЕС, всемирно значимым экономическим пространством, создавая тем самым качественно новые экономические возможности для участвующих в проекте сторон. 

         Целью проекта является облегчение условий для ведения торговли и осуществления инвестиций, содействие углублению экономической и технической кооперации и созданию зон свободной торговли, из которых в конечном итоге может сложиться единый евразийский рынок. Создание евразийской континентальной области свободной торговли, как предполагается, окажет значительное влияние на экономическую карту мира и будет способствовать формированию нового политического и экономического порядка.

         В рамках реализации инициативы «One belt, one road» (OBOR) предполагается создание пяти транспортных коридоров[8]: 1) Северная линия А (北线A): Северная Америка (США, Канада) – Северная часть Тихого океана (Япония, Южная Корея, Японское море, Владивосток (Зарубино, Славянка)) – китайские города Хуньчунь, Яньцзи, Чанчунь – Монголия – Россия – Европа (Северная, Центральная, Восточная, Западная, Южная); 2) Северная линия Б (北线B): Пекин – Россия – Германия - Европа; 3) Центральная линия (中线): Пекин – Чжэнчжоу – Сиань – Урумчи – Афганистан – Казахстан – Венгрия - Париж; 4) Южная линия (南线): Цюаньчжоу – Фучжоу – Гуанчжоу – Хайкоу – Южно-китайское море – Ханой – Куала-Лумпур – Джакарта – Коломбо – Калькутта – Найроби – Афины - Венеция; 5) Медианная линия (中心线): Ляньюньган – Чжэнчжоу – Сиань – Ланчжоу – Синьцзянь – Центральная Азия - Европа. При этом китайские авторы отмечают, что наиболее важным и наиболее реалистичным является транспортный корридор Северной линии А, функционирующий на основе высокоскоростных железных и шоссейных дорог.

Китайское видение проекта «Belt and Road» – Initiative является, во-первых, инклюзивным – предполагая его открытость для других государств, которые согласны участвовать в создании необходимой инфраструктуры (энергетика, коммуникации, транспорт), торговле и ускоренную интеграцию финансовых рынков. Во-вторых, естественным образом складывается область, которая определяет кооперационный формат, включающий в себя различные экономические коридоры, в которые Китай осуществляет массированные инвестиции, выстраивая на долгосрочной основе новые торговые пути. В-третьих, «Belt and Road» – Initiative имеет выраженное внутри- и внешнеполитическое измерение, принимая во внимание интересы определенных ключевых и пограничных проблем^[9].

OBOR – маршрут, охватывающий 32 государства с 4,4 млрд. населения и совокупной экономической способностью около 21 млрд.долларов США, что составляет 63% мирового ВВП. Объемы торговли Китая с этими странами превысили в 2013 году 1 млрд. долларов, четверть общего объема внешней торговли. В то же время в течение последних 10 лет объем торговли Китая с этими странами ежегодно возрастал на 19%, что составляло 4% общего объема роста китайской торговли. Однако сегодня существует еще большее пространство для экономического роста. Действующий сегодня 13-й по счету пятилетний план развития экономики КНР предусматривает, что Китай импортирует товаров на общую сумму в 500 млрд. долларов. 

Предполагаются поездки за рубеж около 500 млн. китайских туристов. В данном случае имеются ввиду прежде всего соседние с Китаем страны, входящие в проект «Нового Шелкового пути».

В региональном отношении проект направлен до Москвы на Севере, на Юге – до южно-тихоокеанских стран, на Востоке – до Латинской Америки, на Западе – до Германии, то есть масштабы прежнего «Шелкового пути» будут превзойдены. В содержательном плане, речь более не идет о создании торговых путей для шелка, чая, пряностей и фарфора – но о развитии инфраструктуры, политической координации и поддержке торговли и экономики.  В это же время именно с Шелковым путем Китай связывает надежду через создание евразийского рынка внести вклад в создание новой модели глобализации, который будет осуществляться через формирование торгового канала «Восток-Запад» и одноименного «культурного коридора».

Задачи, которые рассчитывает решать с помощью OBOR, могут быть сведены к следующему:

1. Создание новых рынков для китайской продукции.

2. Стимулирование развития и модернизации собственной экономики.

3. Изменение структуры экспорта.

4. Индустриализация внутренних провинций Китая.

5. Снижение внутренней миграции.

6. Повышение долю юаня в мировой торговле.

7. Повышение эффективности китайской экономики.

8. Уменьшение потенциальных конфликтных угроз^[10].

Для чего же именно сегодня возрождается OBOR, когда существуют уже созданные и устоявшиеся торговые пути? Является ли OBOR китайским вариантом «плана Маршалла»? Как полагают эксперты, проект OBOR выполняет, по меньшей мере, три значимых миссии:

1)    нащупывает путь к глобальному экономическому росту в послекризисное время, создавая новый «мотор» экономического роста;

2)    предлагает глобальное выравнивание – коррекцию традиционной (западно-центристской) модели глобализации, осуществлявшейся по преимуществу морскими путями (китайский проект интегрирует в себя западные области Китая, внутренней Евразии и центрально-азиатские государства, содействуя их развитию: это призвано способствовать преодолению разрыва в благосостоянии между Востоком и Западом, равно как и межрегиональных дисбалансов);

3)    предлагает новую модель региональной кооперации в ХХI веке (реформы и политика открытости Китая являются ключевым фактором обновления современного мира; OBOR создает инновационную модель регионального сотрудничества, что отличает ее от существующих экономических зон и союзов, гибко и достаточно просто расширяя свое влияние на масштабные географические области)^[11].

  Если говорить о Европе, то OBOR предлагает ей следующие возможности:

- Во-первых, возможность совместно создать большой евразийский рынок;

- Во-вторых, возможность содействовать процессам региональной интеграции в Европе;

- В-третьих, возможность преодолеть отчуждение между Россией и Европой, что только усилит европейскую (и российскую) стабильность;

- В-четвертых, возможность более активно использовать те шансы, которые существуют у европейских компаний в азиатско-тихоокеанском регионе;

- В-пятых, возможность повысить свое глобальное влияние (поскольку страны, расположенные вдоль пути следования OBOR, нуждаются в изучении европейского опыта глобального и локального управления);

- В-шестых, возможность вывода, благодаря OBOR, стратегического партнерства между Китаем и ЕС на новый уровень.

- В-седьмых, возможность выровнять трансатлантические отношения, страдающие сегодня вследствие ассимметричной позиции США^[12].

3. Проблемы и перспективы ЕАЭС

Очевидно, что реализация проекта OBOR неизбежно столкнется с целым спектром проблем и рисков – организационных, геополитических, военных, технологических, а также связанных с возможностью возникновения военных и межэтнических конфликтов в регионах, участвующих в его реализации. Поэтому участие в проекте «Нового Шелкового пути» потребует от России и ее партнеров по евразийской интеграции определенным образом разделить эти риски (например, связанные с участием в урегулировании существующих и потенциальных конфликтов в Центральной Азии) и взять на себя ответственность за продвижение инноваций в рамках своего экономического пространства, создав благоприятный для хозяйственной деятельности режим в предполагаемых к участию в проекте регионах. Каким же образом соотносятся планы и расчеты Китая с общей логикой, особенностями и проблемами предлагаемого Россией процесса евразийской интеграции.

ЕАЭС скоро официально отметит завершение первых двух лет работы. Первая годовщина существования Евразийского экономического союза уже ознаменовалась рядом знаменательных событий, кульминацией которых стало подписание соглашения о зоне свободной торговли с Вьетнамом во время проведения в казахстанском поселке Бурабай заседания глав правительств стран СНГ и ЕАЭС 29 мая 2015 года. Несмотря на некоторые трудности в деле согласования экономических интересов, известное несовершенство нормативно-правовой базы и организационной структуры, Евразийский союз к завершению второго года своего существования сумел доказать свою жизнеспособность в ситуации нарастания как внешнего давления, так и внутренних кризисных процессов. К объединению уже проявили интерес около 40 различных стран, заявивших о своей готовности заключить с ЕАЭС соглашения о свободной торговле, а сам союз пополнился еще двумя участниками – Арменией и Кыргызстаном.

Евразийская интеграция органично укладывается в глобальные тренды политического и социально-экономического развития. По нашему убеждению, мир в ближайшие десятилетия будет эволюционировать в направлении децентрализованного глобализма, в рамках которого динамично развивающиеся региональные державы будут консолидировать вокруг себя определенные мировые регионы. Движение к этой модели будет сопровождаться кризисами и региональными конфликтами, в которые будут вовлечены немалое количество стран. Тем не менее, подобные негативные проявления не смогут развернуть интеграционные процессы вспять. Сегодня, по признанию экспертов, главная задача – это не экстенсивное разширение ЕАЭС, а качественное развитие, поэтому в ближайший год как раз и будут решаться вопросы, связанные с расширением взаимодействия стран-участников не только в сфере торговли, но и в других областях.

Оценивая перспективы расширения ЕАЭС, можно констатировать, что ЕАЭС уже состоялся. На постсоветском пространстве на сегодняшний день отсутствуют работоспособные и имеющие перспективу роста межстрановые объединения со сходным потенциалом развития. В частности, СНГ так и не смог состояться в качестве полноценного инструмента постсоветской интеграции. Объединения постсоветских государств в отдельные региональные блоки (например, в Центральноазиатский союз) также не принесли первоначально ожидавшегося эффекта. Перспектива же интеграции в структуры ЕС для большинства постсоветских государств остается чисто умозрительной и не гарантирует каких-либо существенных экономических и социальных выигрышей – по крайней мере, на начальном этапе (особенно чётко, это видно на примере Украины). В этой связи актуальным представляется более пристальное рассмотрение как общего интеграционного потенциала ЕАЭС, так и возможных конкретных направлений евразийской интеграции.

На сегодняшний день в рамках Таможенного союза и ЕАЭС уже возникло определенное ядро стран, реализующих согласованную общую стратегию интеграции. Сегодня вопрос стоит об углублении сотрудничества, которое постепенно выходит за рамки сугубо экономической сферы, затрагивая, в том числе, политические вопросы, а также актуализировавшиеся сегодня проблемы безопасности стран-участниц объединения. Что же касается стратегии дальнейшего расширения ЕАЭС, то она должна носить более комплексный характер, будучи нацеленной на создание консолидированного субъекта геоэкономических и геополитических отношений, работающей модели регионального международного сотрудничества, привлекательной для все новых стран-участниц. При этом, следует помнить, что развитие любого международного института предполагает формирование надгосударственных органов (однако, это не означает утрату странами-участницами национального суверенитета и собственных возможностей развития).

ЕАЭС выступает сегодня как многофункциональная площадка стратегического, долговременного характера. Первой стадией и формой был экономический союз, который был призван обеспечить свободное перемещение товаров. В 2015 году началось формирование единого энергетического рынка, а к 2025 году предполагается формирование единого евразийского рынка углеводородов, что призвано стимулировать дальнейшее развитие евразийской экономики. Близкой перспективой является переход к рассмотрению вопросов социального, культурного и политического характера.

Вместе с тем, среди объективных препятствий на пути расширения ЕАЭС и углубления интеграционных процессов в его рамках можно выделить:

1)                Конфликтное напряжение в отношениях России и Запада, последствия которого проецируются на постсоветское пространство и затрудняют продвижение евразийской интеграции.

2)                Собственные модернизационные проекты у кандидатов в ЕАЭС, которые могут не коррелировать с общей стратегией евразийской интеграции, разработанной и реализуемой основными участниками этого процесса.

3)                Некогерентность экономических моделей, используемых различными постсоветскими государствами и определенные трудности при согласовании их с общей стратегией развития ЕАЭС (например, экономических моделей развития, предполагающая опору исключительно на собственные ресурсы развития).

4)                Слабость или недостаточная консолидированность политических и властно-управленческих институтов внутри некоторых государств - потенциальных участников евразийской интеграции, что ограничивает возможность участия их в интеграционных и шире – модернизационных процессах на постсоветском пространстве.

5)                Отсутствие должного уровня политического консенсуса среди элит некоторых стран – потенциальных членов ЕАЭС, что затрудняет совершение ими итогового выбора в пользу той или иной интеграционной стратегии.

6)                Незавершенность формирования структур самого ЕАЭС, призванных направлять дальнейший процесс интеграции и обеспечивать его качественное наполнение.

На сегодняшний день можно выделить несколько основных проблемных узлов, связанных с процессом расширения ЕАЭС:

1) Перенос национальных и региональных проблем на ЕАЭС как международный институт в целом. Примером гибкого и взвешенного подхода к интеграции подобных государств в состав объединения является интеграция в ЕАЭС Армении. Спор с соседним Азербайджаном за обладание Нагорным Карабахом, вылившийся в 1990-е годы в полноценную войну и ситуацию «замороженного конфликта», ставшего объектом международного урегулирования.

2) Необходимость для стран-членов ЕАЭС определенным образом реагировать на международные конфликты, в которые вынужденно вовлечены другие его участники. Современный кризис в отношениях России и Запада, вызванный современной ситуацией на Украине, не привел к сколько-нибудь масштабному кризису в рамках евразийских структур и не препятствовал созданию ЕАЭС в январе 2015 года. Вместе с тем, будущее процессов евразийской интеграции в дальнейшем в значительной степени будет зависеть от развития ситуации в отношениях России и «Запада», от отмены либо сохранения режима экономических санкций в отношении РФ, от общей стратегии действий ЕС на постсоветском пространстве;

3) Попытка новых членов ЕАЭС добиться некоторых односторонних льгот и привилегий, фактически выйдя за рамки уже достигнутых коллективных соглашений, формирующих правовые рамки деятельности ЕАЭС.

4) Вопрос, связанный с обеспечением реального и фактического равноправия стран-участниц ЕАЭС, о недопущении дисбалансов в отношениях между «ядром», которое образуют страны-первоучредители ЕАЭС, и его новыми членами, и прежде всего – между государствами, отличающимися друг от друга по экономическому потенциалу. Особенно важной с точки зрения перспектив расширения и углубления интеграции в рамках ЕАЭС является взвешенная и ответственная позиция России, которая бы не допускала возникновения в рамках формирующегося общеэкономического пространства условных центра и периферии.

5) Опасение «действующих» участников ЕАЭС в отношении новых стран-соискателей, прежде всего касающихся их готовности быть надежными партнерами в рамках евразийского интеграционного процесса, а также в том, насколько их участие в деятельности Союза является стратегическим и долгосрочным, а не продиктовано тактическими и краткосрочными выгодами.

           Тем не менее, несмотря на трудности и противоречия, развитие и качественное совершенствование ЕАЭС продолжаются. Одним из значимых направлений развития объединения является совершенствование его институциональной организации, и репозиционирование его традиционных стран-участниц. 

                Последнее означает, что ЕАЭС в условиях организационных сложностей и дефицита ресурсов нуждается в новых стратегических партнерах. И, учитывая смещение глобальной экономической динамики, эти партнеры могут прийти именно с Востока. Именно поэтому обновленный Евразийский союз не должен быть «реинкарнацией» традиционного имперского порядка, но представлять собой властно-сетевую структуру и механизм, гибко согласующий интересы входящих в него «подпространств». Стратегическая миссия задуманного лидерами трех государств Евразийского союза – стать «стратегическим мостом» между «большим пространством» Европейского Союза и «поднимающимся» «большим пространством» Юго-Восточной Азии, которое формируется сегодня вокруг Китайской Народной Республики. Подобная масштабная задача требует более четко определиться с теми задачами, которые должны взять на себя участники этого проекта. И каждый из них – исходя из своих актуальных геополитических возможностей. И, прежде всего, это касается России, сталкивающейся сегодня с целым спектром внутри- и внешнеполитических вызовов.

4. Конвергенция двух проектов и
проблемы внутреннего развития России

          Российская Федерация по территории является крупнейшим государством мира. Анализируя территориально-политическое устройство современной России, специалисты различных отраслей науки делят территориальное пространство страны на геополитические, административные и экономические регионы.

        Для в контексте рассматриваемой нами темы интерес представляют прежде всего возможные геополитические и административные трансформации на территории России.

         Характеризуя инфраструктуру регионов России, М.П. Комаров следующим образом обозначает геополитические проблемы: «В качестве центра в настоящее время признается Москва. От центра проводят четыре геополитических луча: 1) Москва – Восток; 2) Москва – Запад; 3) Москва – Север; 4) Москва – Юг. Периферийные пространства на этих лучах представляют собой геополитические зоны, которые соответственно называют «русский Восток», «русский Запад», «русский Север», «русский Юг».

При этом Россия как государство и цивилизация в начале ХХI века столкнулась с совокупностью драматических вызовов – геополитических, экономических и социальных. К их числу относятся:

1.     Эрозия и ослабление контроля централизованного государства за территориями страны, большая часть которых принадлежат к евразийскому хартленду.

2.     Устаревшая и стратегически бесперспективная экономическая модель, которая опирается на добычу и экспорт нефти и газа («сырьевая модель»), и равным образом предполагает зависимость от импорта потребительских товаров, технологий и отчасти даже персонала.

3.     Связанное с «сырьевой моделью» ослабление научно-технического потенциала, который был унаследован Россией от СССР.

4.     Критический износ национальной инфраструктуры, связанный с разрушением созданной в советское время инфраструктуры и с отсутствием государственного и частного инвестирования в инфраструктуру в постсоветское время из-за ожидания мифических зарубежных инвесторов (а-ля «Запад нам поможет»);

5.     Правящая элита, которая действует в рамках парадигмы переоценки советского наследия и не обладает во-многом созидательной программой национального будущего.

6.     Ослабление политического и культурного влияния России на бывшее пространство Российской и Советской Империй, претендовавших, каждая в своё время, на контроль над границами евразийского хартленда;

7.     Усиливающееся влияние новых участников на геополитическую игру внутри хартленда, берущих на себя роль регионального модератора взамен России – первую очередь, Китая на Дальнем Востоке и в Центральной Азии, Ирана и Турции – в Центральной Азии и на Кавказе;

8.     Рост диспропорций в социально-экономическом развитии между регионами России;

9.     Снижение уровня экономической, социальной и отчасти ментальной взаимосвязанности территории России, появление субцивилизационных «линий разрыва» между европейской и азиатской частями РФ, между Россией и Северным Кавказом;

10. Распространение коррупции, которая в постсоветский период являлась естественным следствием разгосударствления на всех уровнях – федеральном, региональном и муниципальном^[13].

        Очевидно, что для эффективного подключения к китайскому проекту «Нового Шелкового пути» России необходимо сформулировать и реализовать комплексную стратегию развития в различных областях – от экономики и науки до социальной и культурной сфер. Особое значение в рамках этой стратегии будет иметь ее региональная компонента, неразрывно связанная с ключевыми проблемами внутренней геополитики и регионального развития, вплоть до формирования новой геополитической роли регионов Сибири и Дальнего Востока, изменения их места в экономике страны.

Наряду с этим, России необходимо решать целый ряд более конкретных проблем внутренней геополитики. Так, следует помнить, что до сих пор значительные территории, особенно на Севере и Дальнем Востоке, так и остались неосвоенными в силу их высокой капиталоемкости и длительности периода окупаемости. Например, расчеты, проведенные в начале 1980–х гг. ныне уже не существующим Центральным научно – исследовательским экономическим институтом тогдашнего Госплана РСФСР для Удоканского медного месторождения в Забайкалье (содержание меди в ртути – 30%), показали, что затраты на его освоение окупятся только через 40 лет. Та же самая судьба, судя по всему, ожидает нефтяные месторождения, обнаруженные в прибрежном шельфе в Архангельской и Мурманской областей.

          Обжитые территории за Уралом и через столетия после начала их освоения представляют собой лишь узкую полосу на юге вдоль Транссибирской магистрали, шириной в некоторых местах 100 – 200 км. Экономически освоенные и обжитые ареалы не слитны, между ними находятся обширные практически не заселенные пространства. Таким образом «оторваны» Мурманская область и север Республики Коми от Центра европейской части страны, юг Дальнего Востока (Приморский и Хабаровский края и Амурская область) – от Забайкалья и т.д.

         Поэтому, формируя стратегию внутренней геополитики и основное содержание региональной политики, необходимо сделать упор на решение не только на стратегических, но и на сугубо прикладных политико - территориальных вопросов – и прежде всего на интенсивное освоение перспективных, но слабозаселенных территорий. Это, в свою очередь, требует от государства активной и целенаправленной региональной политики – экономической, миграционной, социальной и др. Выходом из ситуации, по мнению некторых экспертов, является реализация проекта «Единой Евразии», с созданием не только торговых путей, но новых отраслей, производств и рынков – единого пространства со свободным перемещением капиталов, рабочей силы, товаров и услуг[14].

 Так или иначе, на фоне продолжающегося похолодания в отношениях между Россией и странами «Запада» российское руководство все настойчивее пытается «развернуть» российскую экономику в сторону Китая, соединив стратегические устремления Китая со своими евразийско-интеграционными устремлениями.

Таким образом, соединение «Евразийского проект» России с «Новым великим шелковым путем» Китая — главным стратегическим мегапроектом КНР, основной задачей которого является создание евроазиатского транспортного, энергетического и торгового коридора для китайских товаров через страны Центральной Азии в Европу — является не только возможным, но и отчасти необходимым средством, позволяющим России решить ряд стоящих перед ней значимых задач; более того, в ситуации современного кризиса вокруг Украины и резкого ухудшения отношений с «Западом» «Евразийский проект» России, очевидно, нуждается в дополнительных импульсах, которые в том числе способно дать развитие партнерских отношений с Китаем.

Китайские эксперты, близкие к официальной точке зрения, также исходят из того, что для Пекина настал момент попытаться соединить свои проекты с активно протекающими в последнее время евразийскими интеграционными процессами.. «У Китая сейчас два вызова — это экономическая и военная безопасность и экономическое развитие, — заявлял вице-президент Китайского института международных проблем Жуань Цзуэнь. — В этом отношении государство прорабатывает концепцию «Нового великого шелкового пути». Она должна объединить Китай и Центральную Азию с ее огромным потенциалом. Впрочем, Россия, если захочет, тоже сможет присоединиться к этому проекту.

Россия и Китай, принципиально договорившись в на встрече лидеров двух стран в мае 2015 года об интеграции проектов ЕАЭС и «Великого шелкового пути», де-факто задали новый импульс процессу формирования новых структурных оснований мирового порядка.  8 мая  Президент России Владимир Путин и председатель КНР Си Цзиньпин подписали заявление о сотрудничестве в состыковке строительства Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и экономического пояса «Шелкового пути», «об углублении всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия по продвижению взаимовыгодного сотрудничества» (по словам Пескова). Согласно обнародованной официальной версии, именно на основе этого документа будет строиться взаимодействие по многим проектам, например, по строительству высокоскоростной железнодорожной магистрали «Москва-Казань». По словам пресс-секретаря президента России Дмитрия Пескова, «Китайский «Шелковый путь» - это внушительный проект и экономический, и геополитический, и иного свойства», и «в данном случае как раз лидеры говорят о намерении действовать в унисон в плане состыковки Евразийского экономического союза и китайского «Шелкового пути». В развитие соглашения сторонами был подписан отдельный пакет документов. На взгляд Д. Пескова, «это и есть основная характеристика нынешнего уровня и перспектив развития наших двусторонних отношений»^[15].

         Тысячелетиями в мире проявляют себя два основных глобальных центра экономической деятельности и научно-культурного развития: Европа и Китай. Их вес веками перемещался то вверх, то вниз, но оба были полюсами развития еще до того, как Северная Америка стала третьим центром, и такими они и остаются. Товарооборот между ними огромен, и сейчас он осуществляется в основном морским путем. Транспортный корабль способен дешево доставить большие объемы товаров и сырья, но этот путь сопровождается рядом проблем. Одна из них – скорость, которая становится особенно важной при нынешнем темпе жизни и при новых требованиях экономики, учитывая объективное «сжатие» пространства современных коммуникаций с одновременным увеличением скорости трансакций и обменов. Другой – безопасность, которая требует, чтобы в случае возникновения военно-политических конфликтов на морских коммуникациях торговые связи не обрывались до «лучших времен», но продолжали бесперебойно или же лишь с небольшими перебоями функционировать.

С учетом необходимости решения вышеназванных проблем, необходимо выработать объективные критерии реформирования (реструктурирования) не только евразийского, но и собственно российского внутреннего геополитического пространства. Такими критериями, на взгляд автора, должны являться:

1)    Установление масштаба новых регионов, соответствующего потребностям их эффективного жизнеобеспечения и управляемости, не допускающего чрезмерного дробления территориальных единиц;

2)    Сохранение исторических связей между регионами, а также сложившихся хозяйственных комплексов и связей;

3)    Учет мнения и интересов жителей регионов, которые предполагается объединять;

4)    Учет существующих противоречий и конфликтов интересов в исторически многонациональных регионах;

5)    Упрощение и повышение надежности и эффективности всей системы общегосударственной власти.

          Насколько возможно укрупнение регионов России (эволюционным путем и на экономической основе вкупе с оптимизацией системы административно-территориального деления) покажет будущее. Однако следует заметить, что подобные преобразования являются не самоцелью, но призваны дополнить решение следующих задач, связанных с модернизацией российской экономики и общества, с переходом от рентно-сырьевой к высокотехнологичной модели развития страны:

- последовательным разделением власти и собственности, правовым контролем либо демонтажом  ряда финансово-промышленных монополий, создание условий для полноценной конкуренции хозяйствующих субъектов;

- разумной децентрализацией власти и перераспределением полномочий, наполнением федеративных отношений реальным содержанием, что позволит регионам аккумулировать ресурсы для самостоятельного развития;

- системной борьбой с коррупцией как силами государства, так и путем вовлечения в этот процесс институтов гражданского общества;

- созданием необходимых условий для структурной перестройки экономики на базе высоких технологий;

- дебюрократизацией  и созданием полноценных условий для развития малого и среднего бизнеса;

- последовательной модернизацией системы образования, науки, культуры, здравоохранения и социального обеспечения, которые должны превратиться из потребителей «ресурсов» в производителей человеческого и социального капиталов^[16];

- созданием полноценной правовой, экономической и социальной базы для местного самоуправления, обеспечением его реальной автономии по отношению к государству и финансово-промышленным группам.

          По глубокому убеждению автора, без реструктурирования регионального пространства России и превращения ее «консолидированных» регионов в эффективные центры экономического роста, Россия не сможет воспользоваться теми финансово-экономическими, инновационно-технологическими, инфраструктурными и транзитными возможностями, которыми уже обладает проект евразийской интеграции – а также теми возможностями и шансами, которые уже сформированы и формируются в рамках продвигаемого КНР проекта «Новый великий шелковый путь», а также могут возникнуть при сочетании российской «евразийской интеграции» и китайского «шелкового пути». Готово ли Российское государство инициировать подобные изменения «сверху», покажет уже ближайшее будущее. Однако «спрос» российского общества на них высок уже сегодня, и далее будет последовательно возрастать.