Народный монархизм И.Л.Солоневича
1. Критика дореволюционных течений общественно-политической мысли.
И.Л.Солоневич призывает монархистов встать на путь «демократического» завоевания русских масс. Он пишет, что в будущей России не будет того социального слоя, который характерен для монархической эмиграции. Новая Россия будет страной с новой промышленностью, новым крестьянством, новым пролетариатом, новым правящим слоем и с новыми методами управления. Новое поколение России ни при каких условиях не позволит командовать собой «пузырям потонувшего мира» (выражение Солоневича). Оторванная от народа интеллигенция предлагает народу программы, оторванные от русской действительности. Коммунистическую революцию в России Солоневич считает логичным результатом оторванности интеллигенции от народа, ее неумения найти с ним общий язык и общие интересы.
Приход к власти большевиков исторически обоснован. «Оно (народно-монархическое движение) неприемлемо и не может быть приемлемо для подавляющего большинства эмиграции, ибо эта эмиграция есть результат всех предшествующих деяний всех ее руководящих кругов, — правых, может быть, еще в большей степени, чем левых. Народно-монархическое движение не есть движение «правое», как не есть и «левое», оно строится в ином измерении, не в двухмерном мире, где все по-делено на «правое» и «левое», а в трехмерном— где есть и более высокое, и более глубокое. Народно-монархическое движение имеет общие точки с правыми, ибо требует мощной царской власти, но смыкается и с левыми, ибо имеет в виду свободу и интересы народа, массы, а не сословия или слоя. Но если «правые» видят в монархии интересы сословия и слоя, то «левые», по существу солидаризируясь с «правыми», видят в монархии «дворянско-помещичий строй», следовательно — свободу и интересы народа, принесенные в жертву интересам сословия и слоя». Действительные факты русской истории одинаково вызывают отвращение как у правых, которые отождествляют интересы России со своими собственными, так и у и левых, видящих в тысячелетней истории сплошное заблуждение.
Солоневич пишет, что русская политическая мысль может быть национальной только тогда, когда она исходит из русских предпосылок (исторических и т.д.). По его мнению, универсальную политическую мысль к России применять не следует. Однако так получилось, что разработка отечественной политической мысли находилась в руках «оторванной от народа» интеллигенции. Автор «Народной монархии» выделяет в их среде несколько течений:
1) утопическую группу, которая стремится к обобществлению средств производства и отрицает частную собственность.
2) республиканско-буржуазную группу, желающую перенесения в Россию западноевропейского парламентского строя. Солоневич пишет, что эта часть интеллигенции крайне близорука и не видит того, что уже и в самой Европе «проверенный опыт передовых государств» терпит крах. «Только клинической степенью близорукости можно объяснить тот факт, что полный провал «проверенного опытом» парламентарного управления в России, Венгрии, Германии, Италии, Испании, Польше, Португалии, Франции (деголлизм) называется «опытом передовых государств». Этот опыт находится, можно сказать, под самым носом, или даже еще ближе. Парламентарные методы управления привели к полному политическому, экономическому и моральному маразму почти все страны Европы, и мир стремитсяк авторитарному правительству. Если исключить мелкие страны, находящиеся вне больших исторических путей и англосаксонские государственные образования, отделенные от этих путей проливами или океанами, то почти весь остальной мир стремится к авторитарному правительству. Диктатура — военная, как в Испании, партийная, как в СССР, Германии и пр., профессорская, как в Португалии, — это есть только изнанка естественного стремления всякого человека к какой-то определенности. Отринув определенность монархии, три четверти человечества пошли искать определенности в диктатуре…».
3) правую, консервативную, условно монархическую группу. По словам Солоневича, несмотря на то, что эти круги, состоящие из дворянства и бюрократии, больше всего оперируют термином «русскость», они наиболее удалены от интересов русского народа. Эта «правая» группа ведет свое историческое происхождение от реформ Петра, когда из Польши были заимствованы шляхетство и крепостное право, понимаемое как рабство. Автор «Народной монархии» считает необходимым, чтобы нашелся слой, который смог бы покончитьс вековой «оторванностью интеллигенции от народа» и стать правящей и культурной элитой, действительно выражающей национальную индивидуальность России, а не свои «сословные или классовые вожделения». Основным пороком дореволюционной России, по мнению Солоневича, было то, что никто не учитывал реальные интересы русского народа. Вместо этого, одна часть интеллигенции трактовала эти интересы в соответствии с утопическими учениями, а другая ее часть прикрывала интересы правившего слоя разговорами о «славе русского оружия» и «блеске Двора». Русская революция явилась результатом того, что та политическая конструкция, которая была возведена в России в результате петровских реформ, никак не устраивала русский народ. Она стала логическим результатом полной оторванности «верхов» от «низов», «интеллигенции» от «народа. Точно также во время Гражданской войны Белым армиям не удалось найти общий язык с народом.
2. Демократическое самодержавие
Русская государственность должна отображать индивидуальные особенности русского народа, принципиально отличные от индивидуальных особенностей и Европы и Азии Будущая русская государственность должна, во-первых, обеспечивать свободу труда и творчества, во-вторых, она должна обеспечивать устойчивость этой свободы, защищая ее от посягательств со стороны других государств. По мнению Солоневича, практика первой половины XX века выявила неприспособленность либеральных демократий к решению вопросов войны или мира, так как в условиях военного времени они действуют неповоротливо, медленно, тратя слишком много времени на споры и оттягивая принятие решений. «В Первой мировой войне две единоличные формы правления — германская и русская монархии — в разных условиях и с разными предпосылками обескровили друг друга, и демократиям оставалось только одно: добить уже побежденного. Во Вторую мировую войну два иной формы, но тоже единоличные правления — диктатура Гитлера и диктатура Сталина — решили исход войны. «Второй фронт» был искусственно оттянут до того момента, когда у германской армии уже не хватало даже и ружейных патронов. Обе войны были выиграны двумя разными, но все-таки авторитарными режимами. Демократия Чехии сдалась без единого выстрела. Демократия Франции бежала после нескольких выстрелов, более мелкие демократии не воевали почти вообще». В связи с тем, что России на протяжении многих веков своей истории приходится вести войны, защищая свою свободу, Солоневич делает вывод, что нужна сильная и твердая власть.
Кроме того, свободу нужно защищать и от посягательств внутри государства. По мнению Солоневича, единственной защитницей свободы и интересов народных масс страны является монархия. Будущая российская монархия должна опираться на весь русский народ , а не на аристократические круги, как в петербургский период истории. До революции знать всячески препятствовала эволюции монархии в сторону «демократического самодержавия». Ссылаясь на теоретика монархизма Л. Тихомирова, Солоневич пишет о существовавшем тогда «средостении между царем и народом». По его мнению, даже Государственные думы были лишь одним из вариантов «средостения», так как они отражали мнение партий, а не народа. Автор «Народной монархии» утверждает, что необходимо восстанавливать не только один монархический институт, но нужно на новом уровне воссоздать всю систему учреждений, существовавшую в Московской Руси до Петра, чтобы народу принадлежала «сила мнения», а царю – «сила власти», чтобы с ее помощью самодержец мог реализовывать «мнение Земли». Учреждения будущего государства должны не конфликтовать друг с другом, а представлять собой монолит, подобно тому, как в Московской Руси «Соборы никогда не претендовали на власть (явление с европейской точки зрения совершенно непонятное), и цари никогда не шли против «мнения Земли» — явление тоже чисто русского порядка». В новой России система монархических учреждений должна будет начинаться с органов территориального и профессионального самоуправления (земств, муниципалитетов, профсоюзов) и заканчиваться центральным органом народного представительства. Народное представительство должно быть составлено по территориальному и профессиональному, а не партийному принципу. Автор «Народной монархии» пишет, что необходимо прилагать максимум усилий, чтобы между властью и народом не возникло бюрократического, аристократического или партийного «средостения».Солоневич отдельно оговаривает, что монархия может быть восстановлена исключительно по воле народа.
Гарантией против диктатуры бюрократии, по Солоневичу, может быть только монархия, опирающаяся на народное самоуправление. Монархия должна принимать меры против бюрократического перерождения самоуправления и ставить самоуправлению твердо очерченные рамки. Монархическая власть должна стоять над борьбой интересов партий, слоев, профессий и т.д. Она должна быть достаточно сильной и независимой, чтобы в важнейшие моменты истории страны иметь право решающего голоса. Самоуправление, в свою очередь, должно контролировать государственный аппарат страны и не давать ему возможности резко усиливаться. «Нам необходимо народное представительство, которое явилось бы не рупором «глупости и измены», каким стало наше недоношенное заимствование из Европы в лице Государственных дум всех созывов, а народное представительство, которое отражало бы интересы страны, ее народов и ее людей, а не честолюбивые вожделения Милюковых или Керенских,или утопические конструкции Плехановых или Лениных». Как монархия, так и народное представительство должны, во-первых, уберегать страну от установления той или иной формы рабства и несвободы, во-вторых, они должны обеспечивать безопасность государства.
Солоневич пишет, что самодержавие, существовавшее до Петра, поддерживало самоуправление. Когда во время Смутного времени самодержавие прекратило свое существование, то самоуправление его восстановило.
Самодержавие и самоуправление, по мнению автора «Народной монархии», не просто не противоречат друг другу, но и являются взаимодополняющими, так что лишь «средостение» в виде диктатуры дворянства или бюрократии способно разрушить эту связь. Самодержавие было создано народными массами и стояло на страже их интересов. Солоневич отрицает точку зрения, что монархия и народное представительство враждебны друг другу, и усиление одного из этих элементов приводит к ослаблению другого. «В Московской Руси и самодержавие, и самоуправление неизменно поддерживали друг друга —и только наследие крепостного права изувечило эту традицию… крестьянское самоуправление было ограничено дворянством. Самодержавие противоречит самоуправлению только в том случае, если «самоуправление» превращается в партию и если самодержавие превращается в диктатуру. В Москве этого не было. В Санкт-Петербурге это было: в наш XVIII век отсутствовали и самодержавие, и самоуправление. Самодержавие,осстановленное императором Павлом I — привело к возрождению самоуправления при императоре Александре II. Но в петербургской атмосфере русской жизни — наше «средостение», т.е. наша интеллигенция — или, что то же, — наша бюрократия— покушалась: как бюрократия на права самоуправления и как интеллигенция на права самодержавия. В результате мы остались и без самодержавия, и без самоуправления». Солоневич возражает против «интеллигентской терминологии», определяющей самодержавие как «абсолютизм» и «тиранию». Он определяет самодержавие как «диктатуру совести», которая должна предотвращать скатывание страны к диктатуре аристократии, бюрократии или капитала. В будущей России должны быть как сильная монархия, так и сильное народное представительство, которые будут сообща выполнять встающие перед нацией задачи.
3. Экономический уклад
Рассуждая о свободе, Солоневич пишет, что он и возглавляемое им народно-монархическое движение считают свободу величайшей ценностью как всей нации, так и отдельного человека. Свобода должна подвергаться ограничению только в случаях крайней необходимости. Из всех видов свобод наибольшее значение автор «Народной монархии» придает свободе хозяйственной деятельности. Солоневич заявляет, что возглавляемое им народно-монархическое движение принципиально стоит на защите частной собственности. Вместе с тем, он пишет, что народно-монархическое движение будет также отстаивать государственные и коллективные формы собственности, ссылаясь при этом на пример исторической России. Императорская Россия была страной, в которой по тем временам «обобществленный сектор народного хозяйства» был больше, чем где бы то ни было в мире. Государственный банк контролировал все банки России и имел исключительное право эмиссии кредитных билетов. Большинство железных дорог принадлежало казне, а оставшиеся частные дороги стояли накануне «выкупа в казну». Государство владело огромными земельными пространствами, владело заводами и рудниками.
Земская медицина была поставлена так, как она и сейчас не поставлена нигде во всем мире. Земства начинали строить свою фармацевтическую промышленность с помощью государственного кредита. Русское кооперативное движение было самым мощным в мире». Солоневич замечает, что по сути царская Россия была самым социалистическим государством мира. Самодержавие не только не препятствовало предприятиям, основанным на началах коллективизма, но активно их поддерживало, что находило свое выражение в наличии большого количества казенных заводов, опиравшихся на мелкую частную собственность коопераций и строившихся по принципу «трудовых коллективов» артелей. Таким образом, в будущей России будут сосуществовать частная собственность, государственная собственность, а также земское, кооперативное и артельное хозяйства. Государство будет помогать им всем в равной степени, потому что государственная власть, сосредоточенная в руках монарха, не будет принадлежать ни капиталу, ни профсоюзам, ни кооперативам, ни земствам. Власть будет находиться над ними, выступая в роли третейского судьи.
4. Народное представительство
Солоневич обосновывает техническую неизбежность создания народного представительства Он пишет, что к тому моменту, когда перед страной встанет вопрос об установлении «формы правления», в ней скорее всего уже будет существовать система местного самоуправления.
Новая русская печать будет представлять общественное мнение страны. Рабочие и интеллигенция будут иметь свои профессиональные организации. Более того, эта система местного самоуправления будет являться единственным аппаратом власти в государстве. Солоневичу представляется естественным, что все эти люди обязательно потребуют для себя общенационального самоуправления. «Эмигрантская декламация о самодержавном престоле, восстановленном неизвестно кем, — это есть только декламация и больше ничего. Практически какое-то народное представительство будет предше ствовать восстановлению монархии,и было бы нелепым предположение, что оно захочет самоупраздниться».
Также Солоневич пишет о политической необходимости создания народного представительства, отсутствие которого приведет к созданию нового «средостения» между монархом и нацией в виде вернувшейся эмиграции или кадров советской.
Наконец, автор «Народной монархии» обосновывает моральную необходимость существования народного представительства. Он пишет, что если в политических программах эмигрантов оно не будет упоминаться, то это неизбежно вызовет подозрения в том, что монархисты, отрицая органы национального самоуправления, стремятся провести какие-то нежелательные народным массам мероприятия. Таким образом, именно апелляция монархистов эмиграции к самоуправлению позволит им доказать, что именно в народных массах они видят опору монархии.
Солоневич пишет, что при создании народного представительства нельзя ориентироваться на западноевропейские образцы. Он считает, что представительство должно строиться на основе территориального и корпоративного признака. «Такое представительство было бы органическим, а не партийным. Оно выражало бы мнения и интересы страны, а не идеи и вожделения партий. И если нынешний западноевропейский депутат ни с чем, собственно, кроме своей партии, не связан, то представитель данного земства или профессионального союза в народном представительстве только продолжал бы ту работу, которую он делает в своем земстве или профсоюзе. И так как всякие сословные перегородки в России разрушены окончательно и бесповоротно, то настоящее народное представительство должно будет состоять из комбинации территориального (области, земства, города) и корпоративного (научные, инженерные, рабочие и прочие профессиональные организации) представительства с непременным участием представительства всех признанных в России Церквей, конечно, с преобладающей ролью Православной Церкви».
По мнению Солоневича, партийное деление в западной парламентской системе неустойчиво, случайно и основано по большей части не на интересах избирателя. При либеральной демократии народные массы пребывают в дезорганизованном состоянии и являются объектом демагогии со стороны политиков. Рядовой состав любой партии, как пишет автор «Народной монархии», состоит из неудачников, людей второго сорта, которые не сумели найти себя в любой другой сфере человеческой деятельности. Депутаты парламента лишь выполняют распоряжения партийных боссов, не имея своего мнения, и голосуют так, как им скажут. Все это превращает парламентскую борьбу в подобие цирка. «Средний парламентский депутат — это, собственно «петрушка», который обязан вскакивать со своего места, когда соответствующий лидер дернет соответствующую веревочку, голосовать «за» или «против»,продуцировать овации или скандал, хлопать в ладошки или топать ногами: все это заранее устанавливается за кулисами, совершенно так же, как результаты всякой профессиональной цирковой борьбы заранее устанавливаются «арбитром». И только галерка, — цирковая или политическая, — может думать, что двойной нельсон, который на трибуне парламента П. Н. Милюков заложил А. Ф. Керенскому — или наоборот — имеет какое-то политическое значение: не имеет никакого. Ни для кого, кроме галерки».
5. Национальный вопрос.
Русская национальная идея превосходит племенные рамки и становится сверхнациональной идеей, соответственно и русская государственность является сверхнациональной. Свою позицию по национальному вопросу Солоневич излагает в четырех пунктах. Во-первых, он пишет о категорическом отказе от политики насильственной русификации. Во-вторых, каждый гражданин и каждая этническая группа, по его мнению, имеют право говорить, печатать и учиться на любом языке. В-третьих, автор «Народной монархии» признает право народов России на национальное самоуправление. В-четвертых, русский язык, как общегосударственный, является обязательным для внешней политики, армии, транспорта, почты и т.д., в то время как местные дела могут вести на любом местном языке. Считая сепаратизм и попытки раздела России недопустимыми, Солоневич выражает уверенность, что как раз предоставление населяющим Россию народам местного самоуправления станет гарантией отсутствия роста сепаратистских настроений.